На следующий день настороженности было уже меньше, с орочьим командиром мы даже перекинулись парой фраз. Я пытался выяснить хоть немного о принятых у них обычаях, чтобы не попасть впросак при встрече с их вождем, но орк был неразговорчив и совсем не собирался читать лекцию о правилах поведения в стойбище. Короткие, односложные ответы — большего не удалось добиться даже нашим хваленым дипломатам, как ни разливались они соловьями в попытках подобрать нужную тему для разговоров. Впрочем, им и не приходилось раньше искать общий язык с дикарями — ведь никто не предполагал, что наше многолетнее противостояние с орками закончится так внезапно. Да и нас учили только допросам. Я скосил глаза на нашего проводника. Интересно, сколько бы он выдержал, примени я свое умение? Жаль, что ранее нам никогда не приходило в голову интересоваться особенностями их внутриплеменной жизни, а сейчас и не поспрашиваешь уже толком…

Так далеко я еще ни разу не забирался. Нет, рейды вглубь орочьей земли у нас были довольно частым явлением, но все они проходили не на таком уж большом расстоянии от границы — полдня-день неспешного пешего хода. А Степь в это время была хороша — сочная зелень разбавлялась яркими цветами, названий которых я не знал. Собственно говоря, из всего разнообразия растительного мира знал я более-менее только о розах, и то потому, что было это увлечением бабушки, королевы Ниалии, которое дедушка всячески поддерживал привлечением меня и моего младшего брата. И если бы все ограничивалось только зазубриванием каталогов. Мы копали, сажали, поливали, удобряли, по мере сил, конечно… Так что о розах я мог рассказывать много и достаточно долго, только в моем нынешнем окружении это вряд ли кого заинтересовало бы.

Я наклонился, не слезая с коня, и сорвал привлекший мое внимание цветок — ярко-алый, с черной серединкой, он был необыкновенно красив. Я неожиданно вспомнил, как он называется — мак. Несколькими неделями раньше их было намного больше — цвели они большими группами, ярко, празднично. Но этот был одинок — меня ждал, не иначе. Пах он солнцем, слабо, еле уловимо, нежно, как легкое дуновение ветерка. Не то что розы, чей душный, тяжелый запах я не любил с детства, мне он казался каким-то давящим, неприятно-влажным. Но зато они цвели практически все время, украшая собой дворцовый парк, да и в срезке были хороши. Да, роза — это цветок королей. Мак, конечно, тоже неплох, но его место не во дворцах, а здесь, в Степи.

Вспомнил я о сорванном цветке только к вечеру, когда мы подъезжали к Радаю. Где я его уронил, только Богиня знает. Но жалеть об этом я не стал — все равно к этому времени мак бы уже увял. Да если и не увял бы, к чему он мне?

Глава 3

Асиль

Аджиала, старшая жена брата, пришла ко мне, когда я отрабатывала технику создания иллюзий. Мне все так же не удавалось добиться обмана всех чувств — мои мороки были бесплотными и совсем ничем не пахли. Теорию я знала просто отлично, это мама признавала, но вот где именно у меня все шло неправильно, понять не могла даже она. Так что я продолжала попытки, меняя некоторые параметры и пытаясь разобраться, где же происходит сбой. Это требовало полной самоотдачи, поэтому невестке я была совсем не рада и поздоровалась с ней довольно неприветливо, что совсем ее не обескуражило. Круглое лицо Аджиалы сияло как солнце, ибо повод для счастья у нее был очень весомый.

— Асиль, я так рада, так рада, — затараторила она и попыталась меня обнять.

От объятий ее я уклонилась, но концентрацию потеряла, и мой небольшой куст, с так и не распустившимися бутонами, рассыпался разноцветными искорками. Жена брата испуганно ойкнула и попятилась.

— И чему же ты так рада, что мешаешь мне заниматься? — недовольно спросила я.

— Ой, да не тем тебе заниматься нужно, — она пренебрежительно посмотрела на то место, где не так давно была моя иллюзия. — Опять ты ерунду всякую делаешь. Тебе к свадьбе готовиться нужно. Счастье-то какое тебе привалило — сам Гренет в жены берет!

Счастья было так много, что я его в себе удержать никак не могла — лицо мое явно перекосилось в настолько довольной гримасе, что Аджиала даже отшатнулась от меня, и, похоже, в ее голову стали закрадываться сомнения в том, что эта новость для меня столь же отрадна. Впрочем, в голове у нее долго ничего не задерживалось — видно, мыслям зацепиться там было не за что, и малейший порыв ветра выдувал их напрочь.

— А тебе-то что за радость? — хмуро спросила я. — Он же не на тебе жениться собрался.

— Так мы уже переживать начали, что так и помрешь ты старой девой, — нахально ответила она. — А это же позор был бы для нашего рода, если бы тебя никто в жены взять не захотел.

Если жены брата и переживали обо мне, то только как бы поскорее выставить меня из этого дома. Впрочем, дорог для меня было несколько, и не все они вели в чужой шатер. Жены, конечно, не имели на брата никакого влияния, но попробовать воздействовать через них все же стоило. Вдруг прислушается?

— Аджила, я сама не хочу замуж, а не меня никто не берет — чувствуешь разницу? Я собираюсь и дальше магией заниматься, а для этого мне нужно учиться. Отец обещал, что отправит меня к людям.

— Глупости это все, — махнула она пухлой ручкой, все пальчики на которой были унизаны разноцветными перстнями. — Женщина должна заботиться о муже, почитать и уважать его. На этом стоит жизнь нашего народа. Так что тебе не магией надо заниматься, а за вышивку садиться, чтобы обеспечить себе достойное приданое. Мы с Изарой тебе поможем, а то одна ты можешь и не успеть.

Изара, младшая жена брата, была почти копией Аджиалы, разве что более худой. Но это отличие явно было временным, так как вторая моя невестка очень любила поесть, чем и занималась в любое свободное время. А несвободного у нее почти и не было — жены брата занятий никаких не имели, и дни их проходили в пустой болтовне и ожидании того, что брат позовет кого-нибудь из них к себе. Даже единственным пока племянником занималась нянька. Представить кого-нибудь из них с иголкой в руке было выше моих сил. Я с подозрением уставилась на старшую невестку. Это как же они должны хотеть от меня избавиться, если готовы идти на такие жертвы? Хотя, в их случае скорее привлекут служанок, которые и так постоянно заняты, а сами будут наблюдать и прикрикивать. Я впервые задумалась, как же им не нравится мое поведение, так сильно отличавшееся от их. Мама с презрением относилась к их жизни, считая ее бессмысленной и пустой, но они даже не пытались что-то изменить в ней. Правда, в самом начале появления Аджиалы в нашем доме она попробовала пожаловаться мужу на свекровь, тот невозмутимо ответил: «Знай свое место женщина. Моя мать для тебя необсуждаема». На том все и закончилось. После того, как умер отец, жена брата попыталась опять подняться в семейной иерархии, но Шуграт к тому времени взял вторую жену, а первой пригрозил, что вернет ее родителям, если скандалить не прекратит. Та спрятала свои обиды подальше и при встрече с нами лишь улыбалась и говорила восторженные слова, веры которым никакой не было.

— Если вы уж так с Изарой обеспокоены, — ответила я, — может, тогда сами и займетесь всем. А то я в традициях несильна, сделаю что-то не то, а позор на вас ляжет.

— Так мы и присмотрим, — добросердечно улыбалась Аджиала. — Все же за вождя выходишь, здесь все правильно должно быть. К тому же, после стольких браков, он сразу отметит, если что упустят, и посчитает это за неуважение. Мы ведь не можем этого допустить.

— А ведь мы обязательно что-то упустим, — с воодушевлением сказала я. — И весь позор на тебя падет. Мне кажется, тебе нужно отговорить Шуграта от этой идеи, ничего хорошего нашей семье она не принесет.

— Ты думаешь?

Рот Аджиалы округлился, возможно, чтобы обеспечить беспрепятственное проникновение мыслей в голову, если таковые захотят ее посетить. Так и хотелось ответить: «Да, я — думаю, а вот ты, похоже, — нет.» Но злить невестку в мои планы не входило. Пусть влияние ее на Шуграта было очень невелико, но вдруг, если ему со всех сторон начнут говорить одно и то же, он передумает.